Зачем нужна классификация ошибок, или О деактуализации

В последнем посте я употребил одно из своих собственных понятий и не вполне объяснил его (даже самому себе!), а это не совсем культурно:) Поэтому одна из задач этого поста – первое и пока неполное объяснение того, что я называю деактулизацией. Но это дополнительная задача. Основная – продолжение ответа на вопрос: «Зачем собирать ошибки?».

Хотелось бы обсудить с точки зрения языка ошибки, которые прислали участники из разных городов в течение тех двух лет, что я занимаюсь проектом. Дело в том, что перед участниками, типичными носителями русского языка, не ставятся жёсткие рамки: что является ошибкой, а что нет. Люди присылают то, что режет глаз, играет роль раздражителя в их представлении о языковой норме и шире – языковой культуре. А уж лингвистический интерес и социальная значимость определяются экспертами отдельно для каждого примера. При этом случаев, когда работу приходится откинуть (то есть фотография с текстом прислана, а ошибок нет), почти не бывает, в Астрахани таких примеров не было вовсе. Но при этом некоторые ошибки носят внеязыковой характер, то есть их либо сложно классифицировать, либо классификация сопряжена с субъективным подходом. Какие случаи сюда относятся, это отдельный разговор.

Начнём с ответа на вопрос: «Для чего нужна классификация?». В этом один из смыслов проекта в принципе, аналитика происходящего нужно во всём, а если быть более конкретным, то:

во-первых, нужно зафиксировать, какие языковые ошибки в современных текстах допускаются чаще всего (в перспективе это полезно в учебной практике, и уже сейчас школьные учителя создают свои коллекции, разбирают самые «дикие» объявления на внеурочных занятиях по культуре речи и т. п.);

во-вторых, с точки зрения психолингвистики полезно зафиксировать, какие языковые и речевые ошибки выступают раздражителями для рядовых носителей языка;

в-третьих, особенно интересно явление неактуальных ошибок. Порой в присланных работах человек на одни ошибки указывает, а на другие – нет, или отмечая чужие ошибки, допускает свои. На «полуграмотность» участника это не спишешь, так как обычно от внимания ускользают те самые скользкие случаи, в которых сегодня ошибаются очень многие люди (и среди них есть в целом грамотные). Хотя правильнее говорить не «ошибаются», а «игнорируют норму», и происходит это как неосознанно, так и осознанно. Я, конечно, понимаю всю претенциозность этого, поэтому приведу конкретные примеры.

1.      Сегодня многие не склоняют географические названия, особенно при родовых словах. Это касается, как правило, топонимов на -и/ыно и -е/ово. Сразу вспоминаем пример, когда-то дело было в Пенькове, а каникулы уже в Простоквашино. Ну и конечно, «недаром помнит вся Россия про день Бородина» (примеры В. Пахомова). Я не отрицаю полную теоретическую обоснованность классической склоняемости данной категории слов, но нельзя слепо отдавать предпочтение «кабинетной» норме на фоне противоположных данных живой речи типичных носителей русского языка. Важно, отметить, что не склонять подобные топонимы, фигурально говоря, уже «разрешено» и сам процесс деактуализации этой нормы идёт достаточно давно, хотя сказать, что он уже закончен победой несклоняемости, нельзя.

2.      Не соблюдаются некоторые классические ударения. Это и излюбленные журналистами слова звони́т, балу́ется, догово́р, то́рты и те, к которым интерес у представителей четвёртой власти почему-то меньший, например: до́гмат, ве́тряная (оспа), гренки́, берёста и т. д. Эти и многие другие ударения становятся сегодня исключительно «кабинетными». Но различия между этими двумя группами есть. Одни из них уже признаны вариативными наряду с младшей нормой, причём степень вариации бывает разная (равноправность, допустимость, стилевая или стилистическая маркированность), другие – ещё нет. Ведь для филолога вопрос, когда «уже можно» признавать «кабинетное отклонение» нормой, – весьма тонкий, причём слово когда имеет здесь не временное значение, у нормы существуют вполне конкретные критерии.

3.      Большая буква сегодня активно употребляется, так сказать, «без нормативного повода»: от Дней Рождения до Губернаторов и Президентов. Полный академический справочник, кстати, сделал весьма смелый шаг, утвердив параграф 203 (в Правилах-56 ему соответствовал параграф 109) об «особом стилистическом употреблении» заглавных букв. Норма эта для меня является речевой, а не языковой, а в таком случае правило решить ничего не может, потому что «особое стилистическое употребление» для каждого слова в тексте предусматривает только его автор, и решать, вкус это или безвкусие, должен читатель. Но в каждом отдельном случае это делается индивидуально: своё мнение об одном и том же тексте складывается отдельно и у каждого читателя, и у самого автора. Таким образом, этот параграф как бы позволяет написать с большой буквы любое слово на усмотрение автора текста (и это легко доказывает элементарный опыт в НКРЯ), что, в общем-то, и раньше практиковалось, до существования ПАС. Возникает вопрос о рациональности данного параграфа. С одной стороны, его правило направлено на отражение речевой, я не языковой нормы, когда, повторюсь, автор больше, чем в остальных случаях, наделён правами решать, как правильно, но судьёй его поступка будет выступать читательская аудитория. С другой стороны, одним из следствий популяризации русского языка стало то, что наличие писаного правила для любой языковой и речевой ситуации стало для носителей языка принципиально важным моментом. Положительное это следствие или отрицательное я пока утверждать не берусь; точнее сказать, что в нём есть оба эти аспекта, вопрос только о соотношении каждого из них.

Это только три примера, на деле же их больше, и о каждом из них нужно больше говорить.

Вернёмся к тому, что я перечислил три научных аспекта, по которым интересен проект «Россия – страна грамотных людей». Первый из них затрагивает русистику и даёт неплохую перспективу для её методологии в учебной практике, причём есть уже частные случаи применения, второй – психолингвистику, третий – обе эти отрасли, так как деактуализация норм, особенно правил большой буквы, явственно говорит и об изменении психологического отношения людей к языковым нормам.

Обсудим подробнее этот третий аспект – деактуализацию отдельных норм. Нетрудно заметить, что это явление вызывает много вопросов.

Сразу разграничу три случая.

1. Бывает, что нормы нарушают люди, которые знают правила, но относятся к некоторым из них неоднозначно, а их речь при этом проникает в культурное наследие нашего времени: мультфильмы, стихи, песни и т. д., то есть речь идёт преимущественно о людях искусства и информационной сферы, ещё уже – о современных писателях и журналистах. Но не только о них, конечно. Я как рядовой носитель языка тоже имею свои предпочтения, которые отклоняются от «кабинетных» норм, и я знаю других таких «неправильных» людей, как я.

2.      Бывает, что отдельные нормы по их незнанию нарушают в целом грамотные люди. С чего бы это происходило? Ну знаете, скажет профессиональный и талантливый «кабинетный» учёный, это недоученность, пробелы в образовании. Что нам даёт право утверждать, что это какая-то там деактуализация? Отвечу: дело в том, что в ряде таких случаев наши обобщённые «в целом грамотные люди» нарушают и не знают те же самые нормы, что и люди первой категории, которые игнорируют нормы сознательно. Не чувствуется ли здесь тот же самый процесс, согласно которому ряд норм для носителей языка теряет актуальность? Есть основания предполагать, что люди второй категории не знают деактуализованных норм не потому что никогда о них не слышали, а потому что в силу единого психолингвистического процесса, в ходе которого они теряют свою социальную значимость, эти нормы просто вышли из фокусных знаний в периферийные или вовсе вышли из числа фактов знания. Простыми словами о таких ошибках можно сказать, что они «не цепляют взгляд» или, по крайней мере, не сильно «цепляют».

3. Ещё бывает, что неграмотные люди нарушают нормы из-за низкого уровня освоения системы языковых норм или из-за неполного её освоения в силу возраста (школьники) или других причин.

Понятно, что третья категория лиц, к сожалению, не может иметь интереса для процесса деактуализации (но нельзя говорить, что эта категория абсолютно безынтересна для языковедов, она важна для явлений другого рода, о чём мы сейчас не говорим вовсе). А вот факт существования первой и второй явно говорит о том, что данный процесс идёт. Более того, сами такие люди и их «ошибки» весьма полезны для «кабинетных» учёных, усваивавших систему языковых норм несколько десятков лет назад. Сложность только представляет вопрос того, как провести комплексную работу над примерами отклонений от классических норм в речи лиц первой и второй категории. Для этого в первую очередь нужны огромные массивы живой устной и письменной речи обеих категорий. В отношении первой из них, то есть современных писателей и журналистов, ценнейшими проектами на сегодня являются лингвистические корпуса, например, самый известный из них – Национальный корпус русского языка. А вот аналогичными массивами живой речи «обычных» носителей языка владеют проекты, занимающиеся сегодня выявлением, анализом и исправлением ошибок в социально значимых источниках – от объектов архитектуры и рекламы до средств массовой информации. Одним из таких как раз и является «Россия – страна грамотных людей». В ходе их деятельности формируются архивы, содержащие ошибки, допущенные одними носителями языка и замеченные другими. Это представляет собой богатейший исходный материал, который и требует, во-первых, синтеза, то есть обобщения сходных по значимости ошибок, во-вторых, анализа, то есть выделения оснований будущей классификации, в-третьих, самой классификации для разграничения случаев «чистой безграмотности», явных описок, технических ошибок и, наконец, в четвёртых, установления норм, которые проходят в современном русском языке процесс деактуализации.