Русский язык един?

"
Максим Кронгауз

Журнал "Дружба народов", 2011, №10
Кто отвечает за русский язык
Кронгауз Максим Анисимович — лингвист, доктор филологических наук. Публикации в “ДН”: “Лексикографические мемуары: о времени, стихах и техническом прогрессе” (2011, № 2).

Русских много

В январе этого года в Институте лингвистики РГГУ прошла конференция под названием “Русский язык зарубежья”. На ней выступали лингвисты из Азербайджана, Армении, Израиля, Казахстана, США, Эстонии и других стран и рассказывали о том, что происходит с русским языком в этих странах. Среди множества обсуждавшихся тем я бы выделил одну. Во-первых, она интересна не только узкому профессиональному сообществу, но и, как принято говорить, широкому читателю, а во-вторых, вызывает у этого широкого читателя бурную и неоднозначную реакцию. Здесь уместно сделать одну важную оговорку. Тема, о которой я собираюсь писать, очевидным образом связана с политикой. Соответственно “бурная и неоднозначная” реакция обеспечивается непримиримостью политических взглядов, постоянным противостоянием, условно говоря, “патриотов” и “демократов” (с той же степенью условности их можно было бы назвать “государственниками” и “либералами”). Но попробуем на время забыть о политических пристрастиях (забыть совсем, к сожалению, не получится) и разобраться, в чем состоит проблема.
Речь идет о вариантах русского языка. Это ведь иллюзия, что русский язык един. Все слышали о диалектах русского языка, но ведь есть еще социолекты, то есть варианты русского языка, характерные для разных социальных групп. А еще есть такой страшный лингвистический термин, как идиолект, то есть индивидуальный язык. Иначе говоря, у нас у каждого свой отдельный язык, хотя между “нашими русскими” есть много общего. Это с одной стороны. А с другой стороны, некоторые из них различаются между собой довольно сильно. Забудем об индивидуальных языках и сосредоточимся на “географических разновидностях” русского. Их тоже достаточно много, и они тоже довольно разные. Что же позволяет нам считать, что все мы говорим на одном и том же русском языке? Ну, конечно, понимание. Правда, и понимание вещь условная, и юному москвичу не всегда удастся понять бабушку из сибирской деревни (он и свою-то бабушку не всегда понимает). Поэтому, пожалуй, главным фактором следует считать наличие общего литературного языка, которым, в идеале, должны владеть все. Когда мы говорим о литературном языке, то имеем в виду язык, в котором, как говорят лингвисты, проведена кодификация, то есть установлена норма. Норма означает, что в языке зафиксирована иерархия возможных ударений, написаний, грамматических форм, некоторые из которых — безусловно, существующие — признаются не вполне правильными, неправильными или, скажем, совершенно недопустимыми. Эта иерархия помогает установить иерархию и среди людей, разделяя их на знающих и не знающих норму (или не вполне знающих), образованных и необразованных. Так, образованные люди знают (их этому научили в школе или в семье), что “надевают одежду”, а “одевают Надежду”, что надо “класть”, а не “ложить”, что в слове “звонит” ударение ставится на втором слоге (а с тем, кто говорит иначе, не надо дружить), что слово “кофе” мужского рода. Каково же возмущение образованных людей, когда они узнают, что норма меняется! Например, словари допускают средний род у слова “кофе”. Это означает, что сосед, говоривший “черное кофе” и тем самым не вполне владевший литературным языком, теперь уравнивается с нами в правах, а мы лишаемся своего бесспорного преимущества — статуса носителя языковой нормы.
В последнее время часто вместо литературного языка лингвисты говорят о стандартном варианте языка или даже о стандартном языке, заимствуя выражение из английского — standard English. Имеют в виду при этом то же самое, но просто отказываются от литературы как эталона языка. Действительно, в современной литературе сталкиваешься порой с таким языком, что считать его литературным совсем не хочется. Но я уж по старинке буду говорить о литературном языке."

Источник здесь